|
| 劳动者 THE LABOURER | Date ：2015-09-24 | From ：iamlimu.org |
| ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ |
![]()
2015年9月22日，星期二，晴
我似乎并不喜欢莫斯科，因为它让我想起了北京——过于宽阔的马路、过于高大的建筑，又大又空。我不喜欢这种外表的高大，多少有些强权和压迫的气味。
我为什么要成为莫斯科双年展的工人？我真的喜欢劳动吗？是什么吸引我参与进一个展览的制造过程？
我早上10点到了VDNH展览场馆，见了Daria。双年展现场一片混乱，我的英文不好，导致我并不能很好的明白我的工作和任务。
我被安排帮助艺术家Els Dietvorst制作她的一个巨大的头骨雕塑。一群工人正在搭建起一个头骨的结构，牙齿的部分有很多木雕小人组成。Els一边指挥着工人安装，一边接受着媒体采访和观众的问话。同时，她还在制作那些牙齿，她用电烙铁在木雕上烫出人脸的形状和肌理。
我认识了穿红色T恤的工人Farruk,他看上去很诚恳，有些腼腆。我就在工作的间隙和他聊天。23岁的Farruk是个律师，塔吉克斯坦人，毕业于莫斯科大学的法律专业。可是，现在他失业了，找不到工作。于是，他就跟着他的表哥干这种力气活。他强调说，这是临时的工作。我问他这份工作一天有多少收入，他说不知道，他表哥给多少就是多少。
Farruk的表哥Sukhrob看上去要老练的多，显然，他是这群工人的头目。他总是直接和艺术家Els沟通，并在最有难度的位置工作。他的嘴里有很浓的烟酒味。
中午饭时间到了，我随着工人们进入展厅背后的一个残破的房间，很多人挤在里面吃饭。大家多是站着，有个别的人坐在地上。食物非常简单：面包、香肠、饼干、廉价的橘子汽水和可乐。他们用最快的速度吃完午饭，回到展览上工作。
下午，Sukrob在脚手架上说想喝咖啡，我就到餐厅要了一杯espresso给他。
Els有点忙不过来，就让我帮她用电烙铁在那些牙齿形状的木雕上烫出人的眼睛和面孔，然后安装到大头骨上去。
傍晚的时候，牙齿都装上去了，需要调整头骨眉弓位置的结构。
6：30的时候，我觉得没有什么工作要做了。我饿了，也很累。我对Els说我要回去写日记，就离开了VDNH。
出了地铁，在对面的一家穆斯林餐厅吃饭，一份羊肉炒饭、沙拉和水，花了1130卢布。这里的消费比上海还要贵。
回酒店后，混混睡去。我梦见我母亲赤着脚踩上一个满是钢针的拖鞋形状的垫子。
September 22, 2015, Tuesday Sunny
I don’t like Moscow at all; with its wide roads and tall buildings – so huge but faceless
- it reminds me of Beijing. I don’t like this feigned greatness, I constantly feel its
pressure.
Why did I decide to be a laborer at the Moscow biennale? Do I even like physical
labor? What made me participate in all this?
I arrived at VDNH at 10 am and met with Daria. This biennale seemed to be a
complete mess, and what’s more, my English is not that good so I didn’t really
understand what I was supposed to do.
I was assigned to the artist called Els Dietvorst, who was making a giant skull. Other
assistants had already built the structure of the skull; small wooden figures
represented teeth. Els was giving out instructions and was simultaneously talking to
the press and the guests. At the same time, she was pokering the wooden faces of
the figures.
I got to know a worker in a red t-shirt called Farruk. He seemed to be very outspoken
yet a bit shy. We would chat whenever we had a break. 23-year old Farruk is a Tajik.
He got a law degree at Moscow State University. He used to work as a lawyer but
then lost his job and now has to earn his bread by manual labor – just like his cousin.
He kept saying that it was only temporary. When I asked him how much he was
making he said he didn’t know – he would earn exactly the amount his cousin would
pay him.
Farruk’s cousin Sukhrob seemed very sophisticated; it was clear from the beginning
that he was the leader among the workers. It was him that Els was giving all the
instructions to, and he was the one who carried out the most difficult of them. His
breath strongly smelled of alcohol.
It was time for a lunch break. We all gathered in a small wrecked room at the back of
the exhibition hall. It was already full of people; some of them were standing, the
others were sitting right on the floor. The food was very basic: bread, sausages,
cookies, cheap tangerines, sparkling water, and coke. Everyone was hurrying back to
work, so they tired to eat their lunch as fast as possible.
Later in the afternoon we heard a voice from the top of scaffolding – it belonged to
Sukrob, who asked for some coffee, so I went to the canteen and fetched him a cup
of espresso.
Els was very busy all the time; at some point she even left the poker-work to me, so I
spent the rest of the day pokering the faces of the figures and placing them into the
skull.
By evening, the teeth were ready, and only brow bones were to be made.
At 6:30 pm I realized that there was nothing else for me to do there. I was exhausted
and hungry. So I told Els I was going to write my diary and left VDNH.
I came across a Muslim restaurant near the subway station and decided to eat dinner
there. I had pilaw with lamb, a salad, and a glass of water. It all cost me 1130 rubles –
it is even more expensive here than in Shanghai.
Once I got to my hotel, I dropped into sleep. I dreamt about my mother. With her bare
feet, she walked on a carpet stuck full of needles; the carpet looked like a shoe sole.
Translator: Taya Reznichenko
22 сентября 2015, вторник Солнечно
Мне совсем не нравится Москва, она так похожа на Пекин – c её широкими
проспектами, зданиями, поражающими своими размерами и безликостью. Мне
не по душе эта монументальность, я чувствую, как город давит на меня.
Почему я решил поработать на Московской биеннале? Неужели меня так
привлекает физический труд? Что побудило меня поучаствовать в создании
этой выставки?
Я приехал на ВДНХ в 10 часов утра и встретился с Дарьей. На выставке
творится полный хаос, к тому же, я не очень хорошо говорю по-английски, а
потому весьма смутно себе представляю, в чём именно заключается моя работа.
Меня приставили к художнице Элс Дитворст делать гигантский арт-объект в
форме черепа. Другие ассистенты уже соорудили основу для черепа, а зубы
сама художница сделала из дерева в форме человечков. Элс одновременно
руководила процессом и общалась с публикой и прессой. При этом она
продолжала выжигать по дереву, вырисовывая лица человечков.
Я познакомился с Фарруком, ассистентом в красной футболе, он показался мне
очень искренним и немного застенчивым человеком. Во время одного из
перерывов мы разговорились. 23-летний Фаррук родился в Таджикистане. Он -
адвокат, закончил МГУ по специальности юриспруденция, но работу сейчас
найти не может, поэтому, как и его старший двоюродный брат, зарабатывает на
жизнь физическим трудом. Он говорит, что это всего лишь временная работа. Я
спросил, сколько он получает за неё, но он сказал, что точно не знает - сколько
брат даст, столько и получит.
Брат Фаррука – Сухроб – сразу производит впечатление человека умелого, он
явно старший среди рабочих. Он напрямую общается с Элс и выполняет самые
сложные её поручения. От него сильно пахнет перегаром.
Настало время обеда, и мы с остальными рабочими заходим в тесную каморку в
самом дальнем конце выставочного зала. Комната битком набита людьми, почти
все обедают стоя, кто-то сидит прямо на полу. Пища очень простая: хлеб,
колбаса, печенье, дешёвые мандарины, газированная вода и кока-кола. Все
торопятся поскорее покончить с обедом, чтобы вернуться к работе. Позже днём
с лесов донёсся голос Сухроба: просит кофе. Я сходил в столовую и принёс ему
эспрессо.
Элс была страшно занята всё время и в какой-то момент перепоручила мне
выжигать деревянные лица человечков и вставлять их в череп.
К вечеру все зубы стояли на своих местах, и череп был почти готов, оставалось
лишь сделать ему надбровные дуги.
В 6:30 я понял, что мы сегодня сделали всё, что могли. Я проголодался и очень
устал. Я сказал Элс, что пойду домой писать дневник, и уехал.
Выйдя из метро, я набрёл на какой-то мусульманский ресторан и заказал там
плов с бараниной, салат и воду, что обошлось мне в 1130 рублей. Цены здесь
даже выше шанхайских.
В гостинице я тут же провалился в сон. Мне снилась моя мать. Она ступала
босыми ногами по утыканному иголками ковру, напоминавшему подошву для
обуви.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月23日，星期三，晴
一大早，我妻子发来短信说我儿子慢儿（Monty）长出了第一颗牙齿，我错过了观看的机会。
莫斯科的地铁里没有英文标示，到处都是俄文。对于我这样的外国人，什么也看不懂。问路，很多人不会讲英文。现在是英文的世界，拒绝英文，就是拒绝世界吗？
今天Farruk没有来，他表哥说他到另一个场地工作了。
Sukhrob帮助Els工作的照片出现在一份莫斯科报纸上，这让Sukhrob很开心。他似乎很喜欢这个工作，干活很卖力。他不时地用手机给没有完成的雕塑拍照。
今天继续帮助Els制作头骨。为了让头骨看起来更自然，我们加了很多辅助的木结构。然后在上面钉一层铁丝网，再在最外层用亚麻布包裹起来。一个7米高的头骨，在图纸上看很简单，可是制作起来非常麻烦。
当我们用亚麻布把头骨下巴包裹出来的时候，Els发现里面多做了一个半圆形的木结构，导致了下巴的形状是圆的。她问我怎么办？我说：那就把里面的半圆形结构拆掉吧。Els很不好意思，那是她让Sukhrob花了很长时间加上去的，怎么好意思再让他拆掉呢？我说：艺术就是有、由一系列的错误构成的，Art is Mistake.
Els为什么要做这个很大的头骨？为什么牙齿都是小人的雕塑？我们一大群人，需要花费一星期的时间来完成这个雕塑。它的意义何在？
走在VDNH的建筑里，不时地看到墙上残破的字母和落满灰尘的浮雕。浮雕诉说着苏联社会主义的辉煌。浮雕上的灰尘似乎在告诉我，那些辉煌都已远去。展厅门外是一尊列宁的雕像，他站在高高的基座上，手里握着一卷纸，凝视着远方。这是一个既熟悉又陌生的人，说他熟悉，是因为我从小就在课本里读过他用面包蘸墨水吃的故事，家里、教室里和大街上，都挂着他的肖像；说他陌生，是因为我根本就不了解这个人，在中国学习的那些故事都是真实的吗？
我遇到了艺术家Babi Badatov,他创造了很多新的单词，细细品味，充满了对事物的思考和幽默。他说他和中国艺术家徐坦是好朋友。我很开心，在这里遇到徐坦的朋友。在他的作品里，我感受到一种内省和批判的力量。
晚上回来在酒店旁边发现一个超市，我买了一些面包回来作为晚饭。这样比去饭店吃饭省钱多了。
September 23, 2015, Wednesday
Sunny
This morning I got a message from my wife: our son Monty cut his first tooth. And I
missed it!
All the signs in Moscow subway are in Russian only, and I don’t understand anything.
People here speak no word of English, and every my attempt to ask for directions has
failed. Nowadays English is a universal language for communication, and by not
learning it, do these people turn their backs on the rest of the world?
Farruk was not here today. His cousin said he was working somewhere else.
The photographs that Sukhrob had been helping Els with were published in a Moscow
newspaper. Sukhrob was on top of the world. He seems to enjoy his job, and he’s
trying very hard to be the best at it. He constantly takes pictures of the unfinished
sculpture with his phone.
Today we continued working on Els’s skull. Some parts of it were made of wood to
make it more natural. We covered it with wire and then with a linen cloth. It is 7
meters tall now. It might seem very easy to create such a thing but it is actually very
difficult.
As we were covering the jaws of the skull with linen, Els discovered that the wooden
parts of the jaws were semicircular, which made the jaws look round-shaped. Els
asked me what to do about it. I said that there was no other way but to remove those
parts. Els got really embarrassed - Sukhrob had spent so much time on putting the
whole sculpture together, and now he had to take it to pieces. I comforted Els saying
that art is a series of mistakes.
Why is Els even making this skull? What do those little wooden figures/teeth
represent? We have been working on this project all week but what is the point of it?
I couldn’t help noticing dim inscriptions and dusty reliefs on the walls here. Reliefs
reflect the former greatness of the Soviet Union, and the dust suggests that soviet
grandeur is long gone. Near the exhibition hall there is a tall Lenin monument
supported by a huge pedestal. Lenin is holding a newspaper; his eyes are fixed on
something far, far away. His figure is so familiar to me yet strange at the same time. I
say familiar because as a kid, I would read a story about Lenin eating a piece of bread
after dipping it in ink. Lenin was everywhere – at home, at school, in the streets. Yet
he is a complete stranger to me: I don’t understand him, can’t relate to him; are the
stories that I learnt about him at school even true?
I met an artist called Babi Badatov, a man of the most refined taste. He really broke
new ground in art, gave a new meaning to things. He mentioned that he was a friend
of Xu Tan’s. I was delighted to hear about his friendship with this Chinese artist. Full
of reflection and self-discipline, Xu Tan’s art means a lot to me.
In the evening, before going back to the hotel, I stopped by a supermarket to buy
some pastry for dinner. This will help me save some money and not waste it in
restaurants.
Translator: Taya Reznichenko
23 сентября 2015, среда
Солнечно
Ранним утром я получаю сообщение от своей жены: у нашего сына Монти
прорезался первый зубик. А я всё пропустил!
В московском метро нет указателей на английском языке, всё только по-русски.
Я ничего не понимаю; спрашиваю дорогу – а мне в ответ разводят руками, мол,
не говорю по-английски. В современном мире английский является языком
международного общения, и если люди его не учат, они, получается, таким
образом закрываются от всего мира?
Фаррука нет, его брат сказал, что сегодня он работает в другом месте.
Сухорб выглядит чрезвычайно довольным: фотографии, с которыми он помогал
Элс, были опубликованы в одной из московских газет. Кажется, эта работа ему
очень по душе –то-то он старается изо всех сил. Он постоянно фотографирует
ещё незаконченную скульптуру на телефон.
Сегодня я и дальше помогаю Элс с черепом. Чтобы он стал совсем похож на
настоящий, мы используем детали из дерева. Поверхность черепа мы обтянули
металлическую сетку, а поверху обернули льняной тканью. Череп получился 7
метров в высоту. Так, на бумаге, кажется что это очень легко сделать, но самом
деле было совсем не просто.
Мы уже почти обернули тканью челюсть, и тут Элс обнаруживает, что детали, из
которых она сделана, - полукруглой формы, что делает саму челюсть круглой.
Она спрашивает меня, как быть. Я говорю, что ничего не остаётся, кроме как
убрать эти полукруглые детали. Ей страшно неловко, ведь Сухорб так долго
собирал эту конструкцию воедино, а теперь вот так взять и всё разобрать на
части? Я отвечаю ей на это, что искусство создаётся через ошибки.
Зачем Элс сооружает этот череп? Что означают эти человечки вместо зубов?
Столько людей всю неделю работают над этой скульптурой, но в чём её смысл?
Я тут не раз замечал почти стёршиеся надписи и пыльные барельефы на стенах.
Барельефы отражают великие достижения советского народа, но пыль намекает
мне, что величие это уже давно в прошлом. Перед выставочным центром на
постаменте возвышается памятник Ленину, в руках у него – свёрнутая в рулон
газета, взгляд его устремлён вдаль. Его образ так мне близок и в то же время
совершенно чужд. Близок, потому что я ещё в детстве прочитал историю о том,
как он обмакнул хлеб в чернила и съел; дома, в школе, на улицах города – Ленин
был везде. А чужд он мне потому, что я совсем не понимаю этого человека, не
верю в правдивость всех тех историй, которые я читал в детстве.
Я познакомился с художником Баби Бадатовым, человеком утончённого
художественного вкуса, художником, который действительно сказал новое
слово в искусстве, наполнил вещи новым содержанием. Он сказал, что является
близким другом китайского художника Сю Таня. Я несказанно обрадовался
этому факту – такая удача, встретить друга Сю Таня! Произведения этого
художника преисполнены рефлексией и чувством самоконтроля, они очень
много значат для меня.
Вечером по дороге в гостиницу я зашёл в супермаркет и купил себе на ужин
булочку. Так я сэкономлю деньги на ресторанах.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月24日，星期四，晴
今天是穆斯林的宰牲节（Id al-Adjha）,Sukhrob和他的工人们都放假一天。
早上我的酒店旁边的路上站满了警察，地铁也关闭了几个小时。
今天发生了一件可怕的事情。
下午工作的间隙，我在展厅的后门拍照，我拍摄斑驳的门、斑驳的墙面和不同颜色的瓷砖拼起来的地面。
突然，两个门卫冲上来，我听不懂他们说的话，我看得出他们很生气。我打算离开，可是他们拦住我，不允许我离开。他们把我带到一个年长一些的人那里，他们说着我听不懂的俄语。他们做手势要我打开照相机，我给他们看我拍摄的照片。我说：这很漂亮，所以我才拍。一个门卫凶狠地做出双臂交叉的动作。于是，我当着他们的面一张一张地把照片删除。
当他们看到相机里没有照片的时候，他们笑了。可是在我看来，他们的笑容是那么的狰狞。
这狰狞的笑容停留在我的大脑里，让我感到恐惧。
晚上，我的翻译Taya在邮件里说：“从您的日记里看得出，您在我的国家并不快乐，我很抱歉。”我回复她：“不管快乐的还是悲伤的，都让我近距离地感知这个国家，这些体验都是珍贵的。”
September 24, 2015, Thursday
Sunny
Today Muslims celebrate Eid al-Adha, so Sukhrob and other workers have a day-off.
In the morning, the area around my hotel was inundated with police, and even some
subway stations were closed for a few hours.
A terrible thing happened to me today.
During the break in the afternoon, I was wandering near the backdoor of the exhibition
hall. With its motley doors and multicolored brickwork of the walls, that corner
seemed very interesting to me, so I stayed there to take some pictures.
Suddenly two guards approached me; I couldn’t understand what they were saying
but they looked very angry. I was going to leave but they blocked my way. They
brought me to a man who was supposedly their boss and told him that I didn’t speak
any Russian. He gestured to me to show them my photographs. I tried to explain that
I took photos of that place only because I found it beautiful. One of the guards made
an X shape with his arms and vigorously hit one arm against the other. Then I showed
them my pictures and deleted them one by one.
Once the guards made sure that there were no pictures left on my camera, they
smiled. But those smiles were sinister.
A vision of their grinning faces hasn’t left me since, making me shudder with horror.
In the evening, I received an email from Taya, my translator: ‘Reading your diary, I got
an impression that you are very unhappy in my home country. I am very sorry about
that’. I replied: ‘I am getting to know Russia through both positive and negative
experiences, and they are equally precious to me’.
Translator: Taya Reznichenko
24 сентября, 2015, четверг
Солнечно
Сегодня мусульмане празднуют Курбан-байрам, поэтому у Сухроба и других
рабочих сегодня выходной.
Утром район, где я живу, наводнили полицейские, и даже некоторые станции
метро были закрыты на несколько часов.
Сегодня я попал в очень неприятную историю.
Днём во время перерыва я фотографировал возле чёрного входа в выставочный
центр. Разноцветные двери и пёстрая кирпичная кладка стен показались мне
очень красивыми, и я остался их поснимать.
Вдруг ко мне кинулись двое охранников – я не понимал, что они говорят, но по
их лицам было понятно, что они рассержены. Я хотел было просто уйти, но они
преградили мне дорогу. Они подвели меня к какому-то мужчине, видно их
начальнику, и сказали ему, что я не понимаю по-русски. Они жестами попросили
меня показать им снимки. Я попытался объяснить, что то место просто
показалось мне красивым, и потому я решил его пофотографировать. Охранник
изобразил руками крести стал яростно бить одной рукой о другую. Я показал им
фотографии и удалил их одну за другой.
Убедившись, что на моей камере больше нет фотографий, они заулыбались.
Было в их улыбках что-то очень нехорошее, что-то дикое и злое.
Их жуткие ухмылки до сих пор стоят перед моим внутренним взором, и сердце
сжимается от страха.
Вечером, моя переводчица Тая написала мне: По Вашим записям у меня
сложилось впечатление, что в Москве Вам очень плохо, и мне очень обидно, что
мой родной город Вас так встретил». Я ответил ей: Я познаю эту
страну и через
хорошее, и через плохое, и любой опыт, не важно, положительный или
отрицательный, для меня бесценен.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月25日，星期五，晴
今天继续帮Els制作她的头骨雕塑。
我自己是艺术家，以往我都是为自己工作，在这个展览上我要帮助其他的艺术家制作作品。当我们制作作品的时候，我们和艺术家是一体的，是平等的。当作品完成的时候，作品是艺术家的，就和我们没有关系了，我们的名字不会出现在作品的标签上。当然，作为工人，我们得到相应的工资，这依然不能抹去我们对这件作品的感情和依恋。当作品完成后，当我们看到这件作品和我们没有任何关系而退场的时候，心情一定是复杂的。
举个例子：一个为别人的家庭照顾孩子的保姆，照顾孩子是她的工作，在工作中她会和孩子建立深厚的感情。当工作结束，拿到工资并且离开孩子的时候，心情一定是复杂的。
这种体验很特别，我想，所有的艺术家助手和工人都会有这种体会。
从现在起，我决定在我以后的展览上，都要把为我制作作品的工人名字写在作品的标签上。
在工作的时候，我不断提醒自己：在这里，我的身份不是艺术家，我只是拿工资的工人。我要尊重艺术家的所有决定，尽力满足艺术家的要求。
今天见到棉棉（中国作家），她很肯定地对我说：“我现在才意识到我必须离开中国，我无法忍受继续生活在中国。我下个月就搬到柏林去生活。”
附上Taya对我昨天所遭遇的事情的邮件回复：
他们这样对您，我很生气！ 不幸的是莫斯科门卫的无耻行为是时常发生的（警察也是这样）。我在机场接您的时候，也碰到了一个很不礼貌的门卫；两天前我去莫斯科大学的宿舍看我的朋友 （他是德国人），那里的门卫对我的朋友很不礼貌，但一听到我不是德国人，会讲俄文，再加上我对他非常礼貌， 他就比较礼貌地对待我们了。
俄罗斯人如果感到他们有权力 (即使这个权力只限于展厅的后门)，就变成了凶残的野兽……
September 25, 2015, Friday
Sunny
Today I continued to work on Els’s sculpture.
I am also an artist and I am used to working for myself, but this time I am working for
another artist. While we are creating this piece of art, the artist and me are one, we
are equal. However, once the artwork is finished, it is as if I had never taken part in its
creation, my name won’t be on the label of the project. As a worker, I will receive my
payment, and it won’t disconnect me from the art I helped create, I will still feel deeply
attached to it. And then, once the work is done, when I see that I have nothing to do
with this piece anymore and thus have to turn away and leave – a set of very complex
feelings arises.
I would compare it to babysitter’s work. A babysitter has to look after someone else’s
child; taking care about this kid is the essence of her job, and she naturally develops
strong feelings toward the child, gets very much attached to him. Eventually, her work
is done, she gets paid and has to leave, and at this point her emotions get very
complicated.
This experience is very unique, and I think that every artist’s assistant has gone
through this in some way.
After having experienced it all myself, I decided that from now on I would mention the
names of all the workers who assist me in my artwork.
While working here, I have to keep reminding myself that here I am not an artists but a
worker who is getting paid. I have to respect every decision made by the artist and to
meet her every demand.
I met with Mian Mian (a Chinese writer) today. ‘I realized that I can’t live in China
anymore, I have to leave’, she said to me decisively. ‘I am moving to Berlin next
month’.
This is how Taya commented on my yesterday’s mishaps:
The way they treated you is unacceptable. Unfortunately, such rude behavior is very
common among our security guards (and policemen, too). While I was waiting for you
at the airport, a security guard shouted at me. And two days ago I was visiting my
German friend at the dormitory of Moscow State University, and the guard was very
rude to him. Once he heard me speaking Russian (he thought I was German too) –
and in a very polite manner – he immediately changed his attitude.
In Russia, if people get to taste the power (even if this power is limited to a dormitory
hall or a gallery’s backdoor), they stop being people and often turn into wild animals.
Translator: Taya Reznichenko
25 сентября, 2015, пятница
Солнечно
Сегодня я снова работаю с Элс над её скульптурой.
Я сам художник и обычно работаю на себя, а в этот раз выступаю в роли
помощника другого художника. Создавая вместе произведение искусства, я и
художник равны, мы – единое целое. Но как только работа будет закончена, она
станет собственностью художника, а моя связь с ней прервётся, имена
ассистентов не будут указаны на музейной табличке. Конечно, как рабочий, я
получаю плату за свой труд, но это не освобождает меня от привязанности к
тому, что я помогал создавать. И вот, когда работа над произведением
закончена, когда я осознаю, что меня с ним больше ничего не связывает, и я
разворачиваюсь и ухожу прочь – меня охватывают очень противоречивые
чувства.
Приведу такое сравнение. Няня воспитывает чужого ребенка, её работа –
заботиться о нём, и в процессе этой работы она очень привязывается к ребёнку.
Но вот она выполнила свой долг, в ней больше не нуждаются, она получила своё
денежное вознаграждение, а любовь к ребёнку никуда не уходит.
Это очень необычный опыт. Я думаю, что все, кто работают в искусстве на
вспомогательных ролях, так или иначе через это проходят.
Теперь, когда я сам через это прошёл, я решил, что отныне буду всегда
упоминать имена тех, кто помогает мне в работе.
Работая на этой выставке именно в качестве ассистента, я постоянно должен
напоминать себе о том, что здесь я не художник, я – наёмный рабочий, который
работает за деньги. Я должен уважать любое решение художника и
беспрекословно выполнять его требования.
Сегодня я виделся с китайской писательницей Мянь Мянь. Она решительно
заявила мне: Я поняла, что больше не могу жить в Китае, мне нужно уехать.
Через месяц я переезжаю в Берлин.
А вот что мне написала Тая в ответ на мои вчерашние злоключения: Это
ужасно, что они так с Вами грубо обошлись. К сожалению, хамство со стороны
охраны (а также и полиции) – явление в России довольно частое. Пока я ждала
Вас в аэропорту, сотрудник службы безопасности успел на меня наорать. А пару
дней назад я навещала друга в общежитии МГУ (друг – немец), и тамошний
охранник стал очень грубо с ним разговаривать. Стоило мне вмешаться – он
услышал, что я говорю по-русски и, к тому же, очень вежливо – как он сразу
сменил тон.
Почему-то в России, стоит людям почувствовать вкус власти (даже если эта
власть ограничивается коридором общежития или входом в галерею), как они
перестают быть людьми.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月26日，星期六 ，晴
每天都累得精疲力尽。回到酒店，没有办法专心写日记。只有饱饱地睡上一觉，第二天早上醒来，才能写下这些文字。
我今天开始帮中国的艺术组合鸟头（BIRD HEAD）往墙上贴照片。鸟头每天在莫斯科的街上、公园、博物馆里拍照，照片印出来后，我负责把它们钉到墙上。我和鸟头在上海认识很多年了，很高兴能在这次双年展上为他们工作。照片的尺寸不大，但是数量很多。一开始，有两个志愿者帮我，可是她们不是玩手机就是聊天，还弄坏了六张照片。后来，我自己做，偶尔会有一个志愿者帮我递一下照片，工作的速度很慢。
下午，在展厅里总是有讲座、表演在进行。我不得不停下来，因为锤子敲打钉子的声音很响。整个工作的过程如同禅修一般，不能急躁。我让自己好好体验每个钉子敲进墙里的时刻，每张照片贴上墙面后的喜悦。
今天周末，VDNH的广场上、公园里到处都是游玩的人群。VDNH主建筑有周围很多游乐设施，看到一张张快乐的面孔，我的心也放松了。
今天是中秋节，收到很多朋友的问候短信。
September 26, 2015, Saturday
Sunny
By the end of each day I am dead on my feet and have no energy left to write my
diary. Only after a sound sleep, I eventually get to it next morning.
Today I am beginning to work with a Chinese art duet Birdhead. Everyday Birdhead
would walk around Moscow’s streets, parks, and museums and take pictures. Now
that the film is developed, I am to hang the photographs on the walls. I met Birdhead
in Shanghai many years ago and I am very happy that I will get to work with them at
this biennale. Photographs are small but of great quantity. In the beginning, I had two
volunteers helping me but they were too occupied with conversation and their self-
phones, and they also ruined six pictures. I am working alone now, and from time to
time a volunteer comes by to hand me a photograph but still the work is going very
slow.
The afternoon is the time of lectures and performances here at the biennale, so I have
to take a break from my work, since the sound of hammer hitting the nails is too loud.
This kind of work is really mediation-like, one should not do it hastily. I have to feel
every nail going inside the wall, and then each hung picture fills my heart with joy.
It is a weekend day today, so VDNH and the park around it are swarming with people.
There are plenty of all kinds of entertainment there, and when I see all these happy
faces, I just let everything go.
It is the day of Mid-Autumn festival, and I have already received a lot of kind words
from my friends.
Translator: Taya Reznichenko
26 сентября, 2015, суббота
Солнечно
В конце дня я валюсь с ног от усталости, и сил на дневник уже не остаётся.
Сажусь за записи только на следующее утро, после того как хорошенько
высплюсь.
Сегодня я начинаю работать с Birdhead, китайским дуэтом фотографов. Они
ходили по московским улицам, паркам и музеям и фотографировали. Теперь
фотографии готовы, и мне предстоит повесить их на стены. Я познакомился с
фотографами Birdhead много лет назад в Шанхае и очень рад, что буду работать
с ними на биеннале. Фотографии сами по себе небольшого размера, но их очень
много. Поначалу мне помогала пара волонтёров, но они то чесали языками, то
играли в телефоны, и, к тому же, шесть снимков испортили. В итоге, я остался
один. Изредка ко мне подходит какой-нибудь волонтёр и подаёт фотографии, но
всё равно работа идёт очень медленно.
Днём на биеннале проходят различные лекции и перформансы. На время этих
мероприятий мне приходится прекращать работу, потому что звук молотка,
забивающего гвозди, всем мешает. Вообще такого работа очень медитативная,
её не следует делать в спешке. Я всем собой ощущаю тот момент, когда гвоздь
входит в стену, и искренне радуюсь каждой повешенной фотографии.
Сегодня выходной, поэтому и в выставочном центре, и в парке вокруг него
полно народу. Возле главного здания ВДНХ много развлечений, и, видя столько
счастливых лиц, я тоже переполняюсь радостью.
Сегодня еще и китайский праздник Середины осени, и я уже получил множество
сообщений от друзей и родных.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月27日，星期日，晴
终于在清真寺附近找到一个理发店，把我的头发剪了。一个很帅气的穆斯林小伙子帮我剪头，他剪的很认真。最后，我给了他100卢布的小费。
这次双年展很特别，展览开幕的时候，作品才开始制作，同时不断地有讲座、谈话、表演、电影、音乐等活动进行着。十天的双年展结束的时候，所有的作品都制作完成。有人说，这是史上最短时间的双年展。我很喜欢这个想法，因为这样观众可以看到艺术家制作作品的过程，可以和艺术家交流，而不仅仅是看到结果。展览现场充满了活力，又发生在VDNH这样一个社会主义遗留下来的庞大的建筑里，就有了很强的政治意味。
今天，继续往墙上钉鸟头的照片。
我很认真地观看鸟头的每一张黑白照片，我开始思考一些问题：鸟头的这些在莫斯科街头随机拍摄的照片和我们手机里的照片有什么不同呢？没有差别；鸟头的这些照片又和那些成千上万的街头摄影师的照片有什么不同呢？没有什么不同。那么，我们在看这些照片的时候，我们在看什么？我曾经问过宋涛（鸟头的成员之一）是否通过拍摄这些照片来触摸、了解这个城市？他说他对这个城市没有兴趣，他们只是不愿意拒绝双年展的邀请而来工作的，这只是他们的工作。
当我在看这些照片的时候，我看到了什么？艺术家的权力。
对于我，也是一样。我写的这些日记被展示在展厅的桌面上，很多观众很认真地阅读。我相信，其他工人的日记或许要比我写的精彩的多，只不过他们没有在这里展示日记的权力而已。
真正的禅修，是不想那么多的。看来，我的工作不能算作禅修。
Sukhrob看了我展出的日记，他说他很伤心，因为我写了他嘴里有烟酒的味道。他说他没有喝酒。看来，是我的错误。我在这里纠正一下。很抱歉，Sokhrob!
September 27, 2015, Sunday
Sunny
I finally got a haircut. It was a small barbershop by a mosque, and I was served by a
young handsome fellow, a very skilled Muslim boy. I was very happy with the result
and left him a 100-rubble tip.
This biennale is very special. The artists started working on their art after the
exhibition had opened; there are always lectures, performances, films, and concerts.
By the time the biennale finishes (in ten days), all the artwork will be ready. I heard it is
the shortest biennale in history. I really like the idea of this event; the audience does
not only get to see the final piece but also the process of its creation, and talk to the
artists. The place is filled with energy, and since this enormous building is the soviet
heritage, there is also a slight ‘political’ taste to it.
Today I am still working with Birhead helping them hang their photographs.
I examined each of their black and white pictures very carefully and couldn’t help but
wonder: what is the difference between their random pictures of Moscow streets and
the pictures anyone could take with a camera of a mobile phone? There isn’t any. And
do their photographs differ from the countless pictures of other street photographers?
No, they don’t. So what do we actually see when we look at their work? I asked Song
Tao (one of the Birdhead photographers) if he thinks that one could really feel the city
they tried to show. He said that Moscow didn’t interest him at all but Birdhead didn’t
want to decline the invitation to the biennale, work is work.
And what do I see when I look at these pictures? I see the power of an artist.
I can say the same thing about myself. My diary is a part of this biennale; many
people read it everyday. I assume that other workers of this biennale might be writing
a diary that is a lot more interesting and deeper than mine, but unlike me, they don’t
get to exhibit it here. This is my power of an artist.
True meditation requires being free from thought, and apparently my work is nothing
like that.
Sukhrob got really upset about what he read in my diary. I once wrote that I sensed a
strong smell of alcohol from him. He said he didn’t drink. It seems I made a mistake.
Sukhrob, please accept my sincerest apologies!
Translator: Taya Reznichenko
27 сентября 2015, воскресенье
Солнечно
Наконец-то я подстригся - в маленькой парикмахерской возле мечети. Стриг
меня очень приятный паренёк, мусульманин, я был чрезвычайно доволен
результатом. В итоге оставил ему 100 рублей на чай.
Эта биеннале – очень необычная. Открытие выставки началось с создания её
экспонатов, и в то же время непрерывно проходят лекции, перформансы,
концерты и кинопоказы. К концу биеннале все арт-объекты будут закончены. Я
слышал, что это самая короткая биеннале в истории. Мне очень нравится
концепция этого мероприятия: зрители могут не только посмотреть на конечный
результат, но и увидеть искусство в процессе его создания, пообщаться с
художниками. Место проведение выставки обладает очень сильной энергетикой,
в этом огромном помещении очень чувствуется дух советской эпохи, и от этого
у всего происходящего появляется немного политический& привкус.
Сегодня я и дальше работаю с Birdhead и их фотографиями.
Внимательно рассматривая чёрно-белые фотографии Birdhead, я задумался:
отличаются ли эти случайные снимки московских улиц от того, что мы
фотографируем на телефоны? Нет никакой разницы. А отличаются ли они от
бесчисленных фотографий других уличных фотографов? Нет. В таком случае,
что мы видим на этих снимках? Я спросил у Сун Тао (одного из участников
Birdhead), разве можно ли, по его мнению, прикоснуться через их снимки к
этому городу, почувствовать его? Он ответил, что Москва ему совсем не
интересна, они просто не хотели отказываться от приглашения на биеннале,
работа есть работа.
Что я увидел, разглядывая эти фотографии? Силу художника.
То же самое я могу сказать и про себя. Всё, что я пишу в своём дневнике, может
прочитать любой, кто придёт на выставку. Я думаю, что мысли, которые
записывают в своих дневниках другие рабочие, могут быть интереснее и глубже
моих, но у них просто нет возможности показать свои записи на этой выставке.
В этом и заключается моя сила как художника.
Настоящая медитация означает полное освобождение от мыслей, поэтому мою
работу, конечно, нельзя с ней сравнивать.
Сухроб очень огорчился, прочитав мой дневник. Я как-то написал, что от него
сильно пахло алкоголем. Сухроб заверил меня, что не пьёт. Значит, мне
показалось, признаю свою ошибку. Сухроб, прошу Вас принять мои искренние
извинения!
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月28日，星期一，阴
今天的天气突然冷了起来。
上午继续往墙上钉鸟头的照片，直到钉完了所有已经印出来的照片，我才去吃午饭。
下午帮Els制作头骨雕塑。这是最后一遍程序，用泥巴把整个头骨抹一遍，使它最后看起来像泥塑一样，除了牙齿的地方是木雕。亚麻布上偶尔会隐藏着钢丝头或者钉子，Daria和另一个工人的手就被戳破了。我们不得不小心翼翼地工作。
Sukhrob和他的工人们干活非常卖力，他的工人都对我非常友好，可是他们都不说英语，我们只能用表情和动作打招呼。
Els说她看了我的日记，她打算把所有工人的名字写在作品标签里，也包括我。她说她和我有相同的感受。
晚上艺术家Babi和我一起离开展厅时，广场上两个年轻人拿着气球拦住我们，我听不懂他们说什么，Babi掏出钱包，分别给了他们50和100卢布。然后Babi告诉我说：他们的孩子病了，需要钱。
Babi坚持要请我吃晚饭，他说他只是一个人生活，不需要很多钱。他租住在巴黎的一个18平方米的半地下室里，每月只要支付500欧元的房租。
Babi 对我讲述了他的一个故事：他14岁的时候，家里非常穷，没有穿过新衣服，他总是穿着有补丁的衣服。有一天，父亲给了他24美金，让他去城里(阿塞拜疆Azerbaijan的首都Bacu）的阿姨家里。往返路费需要10美金，他还有14美金在口袋里。在城里，他用剩下来的钱给自己买了一件红色的T恤，他很开心地穿上给他的阿姨看，他想阿姨一定会很高兴。没想到阿姨看后脸色很难看，转身就离开了。他很失望，他不明白为什么阿姨不高兴。
他回到村子里，到处都静悄悄的，一个人也看不到。他家的门敞开着，只有他爸爸一个人坐在屋子里，胡子好几天没有刮了。
说到这里，Babi停了下来，摘下他的眼镜，用纸巾擦拭他满眼的泪水。
然后，他说：“我们那里家里死了人，就会几天不刮胡子……我的姐姐死了。”
September 28, 2015, Monday
Cloudy
It suddenly got colder.
In the morning I was hanging the photographs of Birdhead, and didn’t break for lunch
until every picture found its place on the wall.
In the afternoon I was helping Els with the skull. It is the final stage now, when we are
supposed to cover it with clay. In the end it should create an impression that it is
entirely made of clay – except the wooden teeth. There are nails and sharp ends of
the wire under the linen cloth, and Daria already hurt herself. We should all be very
careful. Sukhrob and his team were working tirelessly. All of them are very friendly,
even though nobody can speak English. We communicate via gestures and
interjections.
After Els read my diary, she decided to put everybody’s name – including mine – on
the project’s label. She said she could relate to the emotional connection between the
piece of art and those who create it, which I had described.
In the evening I left the exhibition center with Babi. Two young people holding air
balloons approached us in the park nearby. I didn’t understand what they were
saying, but Babi took out his wallet and gave them 150 rubles. ‘Their child is ill, they
need money,’ he explained
Babi insisted on treating me to dinner; he says he doesn’t spend much anyway
because he lives alone. He is renting an 18-square-meter basement in Paris for 500
euros per month.
Babi shared his story with me. He grew up in a very poor family: they couldn’t even
afford to buy clothes and had to patch their old things. One day – Babi was 14 years
old at the time – his father sent him to Baku (the capital of Azerbaijan) to Babi’s aunt.
He gave him 24 dollars; 10 dollars Babi spent on his way to Baku, and for the rest 14
he bought himself a red t-shirt. Delighted with his purchase, Babi hurried to his aunt’s
to share his joy with her. To Babi’s astonishment, his aunt changed countenance as
she saw him, turned away and jus left. Babi was very disappointed; he couldn’t
understand why his aunt wasn’t happy for him.
When he returned to his village, it was suspiciously quiet and empty. The door of his
house was wide open, and Babi found his father sitting there all alone. He saw that he
hadn’t shaved for many days.
At this point Babi stopped to take his off glasses and wipe his tears.
‘When somebody dies in our family, men stop shaving,’ he finally continued. ‘It was
my elder sister…’
Translator: Taya Reznichenko
28 сентября, 2015, понедельник
Пасмурно
Сегодня внезапно похолодало.
Утром я и дальше развешивал фотографии Birdhead и пошёл обедать только
после того, как на стене появились все снимки.
Днём помогал Элс с черепом. Работа уже на стадии завершения, осталось лишь
облепить весь череп глиной так, чтобы казалось, что сделан он только из неё.
Под льняным покрывалом прячутся гвозди, и Дария уже успела пораниться.
Приходится быть очень осторожным.
Сухроб и его люди работают не покладая рук. Все рабочие очень дружелюбные,
правда, по-английски никто из них не говорит, поэтому мы общаемся с помощью
жестов и междометий.
Элс, прочитав мой дневник, решила упомянуть всех, кто ей помогал с черепом, в
музейной табличке – и меня в том числе. Она сказала, что очень хорошо
понимает эту связь между произведением искусства и теми, кто его создаёт.
Вчера вечером мы с художником Баби вместе уходили с выставки, и в парке к
нам подошли двое молодых людей, в руках у них были воздушные шарики. Я не
понимал, что они говорили, а Баби достал кошелёк, вытащил из него 150 рублей
и отдал этим людям. Потом он мне объяснил: у них ребёнок заболел, попросили
помочь.
Баби угостил меня ужином, он сказал, что живёт один, а потому расходы у него
небольшие. Он снимает подвальное помещение площадью 18 квадратных
метров в Париже за 500 евро в месяц.
Баби поведал мне свою историю. Семья у него жила очень бедно: они даже не
могли себе позволить новую одежду, а старая вся была в заплатках. Однажды
отец дал Баби 24 доллара и отправил к тёте в Баку – Баби тогда было
четырнадцать лет. 10 долларов он истратил на дорогу, и 14 долларов у него
осталось. Приехав в город, Баби на оставшиеся деньги купил себе красную
футболку. Счастливый, он поехал к тёте, думал, что она тоже порадуется его
обновке. Но тётя совсем не обрадовалась: увидев его, она очень изменилась в
лице и просто молча ушла. Баби очень огорчился, он не понял, почему тётя не
порадовалась вместе с ним.
Баби вернулся в деревню, кругом - ни души. Дверь их дома открыта
нараспашку, там был только отец. Было видно, что он не брился уже много дней.
Тут Баби прервал свой рассказ, чтобы снять очки и вытереть выступившие на
глазах слёзы.
Наконец он заговорил снова: У нас если кто-то в семье умирает, мужчины
перестают бриться… Это была моя старшая сестра.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月29日，星期二， 晴
今天从后门进入展厅的时候，我对那几个门卫打招呼：Good Morning!他们缓慢地抬起头看了我一眼，有人点了点头。他们坐在这个终日不见阳光、残破的空间里，时间久了，性格自然是怪癖和阴郁的。
Els送了她的书给我，里面有很多她的画，其中就有一幅头骨素描，头骨的牙齿都是小人。我能够想象Els的农庄给了她很多创作的灵感。而我的村庄则给了我更多情感上的压迫，常常压得我喘不过气来。
晚上，我参与了俄罗斯艺术小组U/N MULTITUDE的表演。表演开始后，我将很多金属球一个一个地搬到舞台上，据说这些是串起来漂浮在海岸上的空心球。有人开始读一些人的名字。一大群乐手爬上周围的脚手架，根据我在舞台上摆出的形状和位置进行演奏。表演进行了20分钟，在我站在舞台中央，做出一个结束的动作和手势时，音乐戛然而止。
当我在展厅工作的时候，不时地有观众来找我，告诉我她们读了我的日记感到难过。一个女孩告诉我：“莫斯科有不好的一面，也有好的一面。接下来你一定会感受到它的美好。”
我想，我已经感受到了莫斯科的温暖和美好。或许，我开始喜欢这个城市了。
September 29, 2015, Tuesday
Sunny
Today I entered the exhibition hall through the backdoor and greeted the guards:
‘Good morning!’ They slowly raised their heads, and one of them nodded in reply.
They sit here in this wrecked dark corner all day, time must be running very slowly for
them; one can easily grow glum and develop some singularities while working in such
a place.
Els gave me her book as a keepsake. It is full of her drawings, and I even found the
sketch of the skull – with little human figures instead of teeth. I can imagine how much
inspiration Els drew from the village she grew up in; my village, on the contrary, used
to suffocate me, I had to suppress a lot of my emotions.
In the evening I participated in a performance by a Russian art group U/N UNLIMITED.
In the beginning, I had to lay out some metal round objects on the stage (later they
explained me that those were buoys). A voice behind the stage was reading
somebody’s names out loud. At the same time, several musicians were climbing up
the scaffold around the stage. They started playing and played according to the
pattern I created with the buoys. The entire performance lasted 20 minutes, and in the
end I got to the center of the stage and gave the musicians a sign with an abrupt
gesture – and the music stopped.
While I was working at this biennale, a lot of people came up to me and told me that
my diary had made them very sad. ‘Moscow has both good and bad,’ one girl tried to
comfort me, ‘I am sure you will soon see its beauty.’
And I think I finally did feel the warmth of this city and understood its beauty. I almost
like it now.
Translator: Taya Reznichenko
29 сентября 2015, вторник
Солнечно
Сегодня я зашёл в выставочный зал с чёрного входа и дружелюбно
поздоровался с моими знакомыми охранниками: “Good morning!” Они медленно
подняли на меня глаза, и один из них кивнул мне. Они сидят целыми днями в
этом разрушенном помещении, света белого не видят, время тянется долго –
работая в таких условиях, люди становятся замкнутыми и угрюмыми.
Элс подарила мне свою книгу. Книга пестрит её собственными рисунками, я
даже нашёл набросок черепа с человечками вместо зубов. Мне кажется,
деревня, в которой выросла Элс, послужила ей богатым источником для
вдохновения. Мне же в моей родной деревне всегда не хватало воздуха, она
постоянно давила на меня.
Вечером я принял участие в перформансе российской арт-группы Безликое
множество. Сначала я перетаскивал на сцену какие-то металлические шары:
мне потом объяснили, что это буйки. В это время голос за сценой зачитывал
чьи-то имена. Вскоре на леса вокруг сцены стали забираться музыканты,
которые затем играли музыку в соответствии с положением буйков на сцене.
Всё действо продлилось двадцать минут. В конце я встал в центре сцены,
резким жестом подал знак музыкантам – и музыка оборвалась.
Пока я работал на этой выставке, многие подходили ко мне и говорили, что мой
дневник очень грустный. Одна девушка утешила меня: В Москве есть и
хорошее, и плохое. Думаю, вскоре Вы увидите её красоту.
Мне кажется, я уже сумел почувствовать теплоту и очарование Москвы. Мне
уже почти нравится этот город.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年9月30日，星期三，晴
上午继续往墙上钉鸟头的照片。
下午，我感到非常疲惫，喝了咖啡也无济于事。昨天晚上表演的时候，我一趟又一趟地往舞台上搬铁球，搬得我全身酸痛。
傍晚，我发现我展示在台面上的日记少了好几页。一共丢失了两篇日记，一篇是我写我不喜欢莫斯科的，另一篇是我写门卫如何强迫我删除照片的。日记是压在桌面上的玻璃下面的，有螺丝固定。是谁会偷走这些日记呢？我肯定，他偷走日记的原因不是因为喜欢，而是不希望人们看到这些内容。或者，他害怕人们看到这些内容。
我感到这种行为非常无耻。
我们又重新打印了这些日记，继续展示在台面上。
晚上是一个酒会，很多展览的赞助者来观看展览。以往，我是要逃避这种场所的，因为我不知道该如何在这种场合和人们交流，我感到紧张。而这一次，我新认识的很多艺术家朋友和我在一起，我就不紧张了。我破例喝了两杯白葡萄酒。
Babi不断地向我强调，晚上很多有钱人来看我们的作品，或许他们会买我们的作品。我仔细观察那些富人观看艺术，原来，他们大多不懂艺术。一个衣着华丽的女孩告诉我说：“我不喜欢这些当代艺术，我看不懂，我更喜欢看漂亮的画。”我说：“你不喜欢，是因为你没有花时间了解这些艺术。”
和Babi一起吃饭，他总是在我已经吃饱后，再去买一份甜点给我。盛情难却，我只好吃下去。这样下去，我会吃成一个大胖子。
September 30, 2015, Wednesday
Sunny
I spent the morning hanging the photographs of Birdhead.
In the middle of the day I suddenly felt very tired and tried to spunk myself up with a
cup of coffee – with no success though. Because of the performance yesterday, when
I had to carry metal round buoys, my whole body was aching.
In the evening I was surprised to discover that two pages of my diary were missing.
One entry is about why I didn’t like Moscow, and the other one describes the incident
with the guards. The pages of the diary lie under the glass that is screwed to the
table. Who took my diary? I am pretty sure that whoever took it didn’t do it because
he liked my diary so much. He probably didn’t want anybody to see its content. Or he
was even scared somebody might see it.
I am outraged by such behavior.
We had to print out those two pages again and put them under the glass.
There was a party for sponsors later in the evening. Usually, I try to avoid such events
because I don’t know how to talk to these people and in general feel very awkward.
However, this time I was surrounded by my new artist friends and had a good time. I
even had two glasses of white wine.
Babi keeps saying that evenings are the time of well-off visitors, and there is a chance
one of them might buy our artworks. I was observing these people carefully and came
to the conclusion that they don’t understand art at all. ‘I don’t like this modern art, I
don’t get it. I prefer pretty pictures,’ a flamboyantly dressed young lady said to me.
‘You don’t like it because you never took time to really understand it,’ I replied.
I had dinner with Babi, and again he treated me to some sweets afterwards. One
cannot possibly resist his hospitality so I have no choice but to gratefully accept his
presents. If I keep going like this, I will get very fat.
Translator: Taya Reznichenko
30 сентября 2015, среда
Солнечно
Утром я продолжил развешивать фотографии Birdhead.
В середине дня на меня вдруг обрушилась чудовищная усталость: я выпил кофе,
но без толку. После вчерашнего перформанса, когда я туда-сюда таскал
тяжёлые металлические шары, у меня всё болит.
Вечером я с удивлением обнаружил, что на выставке не хватает нескольких
страниц моего дневника. Исчезла запись, в которой я рассказываю о том, что
мне не нравится Москва, и та, в которой я поведал о своих злоключениях с
охранниками. Листы лежат под стеклом, стекло привинчено к столу. Кто мог бы
их вытащить? Я уверен, что этот человек забрал эти страницы не потому, что
ему так понравилось написанное. Он просто испугался и не захотел, чтобы кто-
нибудь это прочёл.
Я крайне возмущен этим поступком.
Мы заново распечатали эти страницы и поместили их на место украденных.
Вечером состоялся банкет для спонсоров этой биеннале. Я всегда стараюсь
избегать подобных мероприятий: я просто не знаю, как в таких ситуациях
общаться с людьми, и очень неуютно себя чувствую. Но в этот раз я не
испытывал никакого дискомфорта – ведь кругом были новые друзья-художники.
По такому случаю я даже выпил пару бокалов белого вина.
Баби неустанно твердит мне, что вечером на выставку приходят очень
состоятельные люди, и возможно кто-нибудь из них захочет купить наши
работы. Я внимательно понаблюдал за этими людьми: оказывается, они
совершенно не разбираются в искусстве. Одна роскошно одетая юная особа
заявила мне: Мне не нравится это современное искусство, я его совсем не
понимаю, мне больше нравятся красивые картины». На это я ей ответил:
Вам оно не нравится, потому что Вы не попытались понять его.
Мы поужинали с Баби, и после ужина он опять угостил меня сладким.
Совершенно невозможно противостоять гостеприимству этого человека,
поэтому я каждый раз покорно принимаю его угощение. Если так и дальше
пойдёт, я стану очень толстым.
Переводчик: Тая Резниченко
2015年10月1日，星期四，阴
上午，我进了展厅，径直走向我的日记。天哪，居然昨天放上去的日记又被偷走了！这次偷走的还是我描述门卫禁止我拍照并强制我删除照片的部分，还有Taya对这件事情的看法的部分也被偷走了。
我告诉了策展人Defne,她说她看到是两个门卫偷走了我的日记。
很快，整个展览上的人都知道有人两次偷走了我的日记。
傍晚的时候，我们又重新打印了日记，放在原来的地方。我用胶带贴了一圈，以防止他们再次偷窃。
当我再次经过门卫的时候，我感觉他们在用邪恶的眼光看着我。我有些紧张，我告诉自己：现在他们害怕我，他们害怕他们的丑行曝光。
有个观众读了日记后告诉我说：“我为我们的国家有这样的人感到羞耻。”
鸟头最后用几张大幅照片覆盖在我钉上去的小照片上，那些小照片成为了背景。
晚上来了很多观众，今天是展览进行的第十天。所有的作品都完成了，明天开始就只是一个静态的展览了，看不到艺术家和工人工作的场景，看不到现场的表演和谈话。
策展人Bart说有人觉得我的作品不是行为艺术（performance art）,我说：“我也觉得不是行为艺术，可它到底该怎么归类？到底是什么？我也不知道。” Bart说：“这样最好。”
夜里，我梦到在我的村子里，很多人抬着棺材哭着从我身边经过。我赤着脚，不小心踩在一坨黄色的屎上，怎么蹭都蹭不掉。用中国传统的解梦方法来解释我的梦，就意味着我将有好运降临，并且会有金钱上的收入。
不是吗？明天我就能领到我的工资了。
October 1, 2015, Thursday
Cloudy
The first thing I did when I got to the exhibition was to check on my diary. It is
unbelievable! Some parts of it were missing again! This time it was the part about the
guards and Taya’s opinion on the situation.
I told Defne, the curator, about what happened. She said she saw how two guards
had taken the pages of my diary.
The news about the double theft spread all over the exhibition like wildfire. In the
evening we printed out the missing parts again and placed them where they
belonged. I taped them to the table to prevent future theft.
As I was passing the guards today, they gave me a very mean look. It made me feel
really uneasy but I told myself that it’s them who were scared of me; they don’t like
that their deeds are exposed to the public.
‘I am so ashamed of the fact that such people live in my country,’ one of the visitors
told me after he read my diary.
Birdhead placed the bigger photographs over the smaller ones to make the smaller
images serve as a background.
It was the tenth day of the biennale, and the gallery got really crowded in the evening.
Every artwork is now finished, and tomorrow starts the documentary exhibition
project. Visitors won’t be able to see the artists or the workers, there will be no
performances or lectures.
Bart, another curator, told me some people don’t agree that my artwork at this
biennale can’t be called performance art. ‘I absolutely agree,’ I said to him, ‘but what
else would you call it? Which form of art could describe it better? I don’t know.’ ‘Yes,
it seems that the word ‘performance’ suits best,’ he agreed.
I dreamed about my village last night. Crying in grievance, a large group of people
carried a coffin past me. I started walking and immediately stepped in yellow feces. I
was shaking my foot trying to get rid of it but it wouldn’t fall off. According to a
traditional Chinese dream interpretation, my dream signifies luck and prosperity.
You don’t believe me, do you? Well, you should, because tomorrow I am collecting my
wages.
Translator: Taya Reznichenko
1 октября 2015, четверг
Пасмурно
Приехав утром на выставку, я первым делом пошёл проверить сохранность
своего дневника. Нет, ну это просто невероятно! Часть дневника снова кто-то
украл! На этот раз не хватает истории об охранниках и той части, где Тая
комментирует это происшествие.
Я сообщил о случившемся Дэфне, куратору выставки. Она сказала, что видела,
как двое охранников забирали страницы дневника.
Новость о том, что мой дневник был дважды украден, мгновенно разлетелась по
павильону. Вечером мы снова распечатали недостающие страницы и положили
их на место украденных. Я приклеил страницы скотчем, чтобы предотвратить
возможную кражу.
Когда я проходил мимо охранников на этот раз, они очень недобро на меня
посмотрели. Меня это обеспокоило, но я сказал себе: сейчас это они меня
боятся, им не нравится, что их поступки выставляются на всеобщее обозрение.
Один из посетителей выставки, прочитав мои записи, сказал: Мне очень
стыдно, что в моей стране живут такие люди.
Фотографы Birdhead наклеили несколько больших фотографий поверх тех, что я
развесил на стене, и таким образом, более мелкие снимки стали фоном.
Сегодня десятый день выставки, и вечером тут было очень много людей. Все
произведения закончены, и завтра начинается документирующая выставка. Уже
не увидишь художников и рабочих, не будет перформансов и лекций.
Куратор Барт сказал мне, что многие не считают мою работу перформансом. Я
ответил: Я с ними согласен, но как мне еще её охарактеризовать? К какому
формату отнести? Вот и я не знаю. Барт сказал: Да, пожалуй, перформанс–это
наиболее точное слово.
Ночью мне снилась моя деревня. Толпа людей с громкими причитаниями и
плачем проносят мимо меня гроб. Я делаю неосторожный шаг и вляпываюсь в
жёлтые экскременты. Я долго трясу ногой, но они никак не хотят отлипать.
Если верить традиционному китайскому толкованию, мой сон – к удаче и к
деньгам.
Не верите? А зря, ведь завтра я получаю свой гонорар.
Переводчик: Тая Резниченко
|
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
© iamlimu.org 2011 |
|
